Князь Ярослав правил долго и счастливо. Крепко держал он бразды правления, цвела при нем Русская земля, и прозвали его на Руси и в иных государствах Мудрым. Столицу свою – Киев – принарядил он не хуже Царьграда-Константинополя. Невелики были городские укрепления при Владимире – воздвиг он новые стены на высоких земляных валах: так и назвали новую крепость городом Ярослава. Сотни людей рубили городни – бревенчатые срубы, а потом засыпали их землей, закладывая основание вала: иначе оползут валы, размоются дождями. Трое ворот вели в город: каменные, сводчатые, – а самые красивые, подобно цареградским, назывались Золотыми, потому что золоченая медь покрывала их створки.

И новые храмы поставил князь в Киеве – один Георгиевский, потому что христианское имя Ярослава было Георгий, другой – Ирининский, потому что жену Ярослава, шведскую принцессу Ингигерду, на Руси окрестили Ириной.

А главную церковь земли Русской, сердце русской митрополии, он посвятил мудрости – Софии. Древние греки чтили мудрость под именем богини Афины, а жители Византии поклонялись ей в образе Богоматери.

Собор был заложен на месте победоносной битвы киевлян с печенегами. Ему было отведено самое высокое место города. Путнику, через какие бы ворота он ни вошел в Киев, открывался многокупольный Софийский собор.

София Киевская не возносилась победно над землей, а непринужденно выстраивалась по земле: она была не только величественной, но и живописной, гармонично разрослась и вширь, и ввысь, и в длину. Храм не был побелен, как ныне, а кирпич, из которого он весь был выложен, чередовался с розовой цемянкой, что придавало его стенам нарядность, радующую глаз.

Такого храма не видали даже в премудрой Византии. Не три корабля-нефа имел он, а пять: две галереи обходили его с трех сторон, и две лестничные башни стояли у входа. На огромную высоту возносил он тринадцать глав своих, сверкающих золотыми куполами, и путникам у ворот его казалось, войдешь туда – и голова закружится от необъятности простора. Входили... и останавливались в растерянности: где же поднебесная высота? Темно, тесно, низко в храме: целый лес толстых опор загромождает его, 12 мощных крестообразных столбов расчленяют огромное внутреннее пространство храма. Заблудиться можно было бы, если бы не брезжил где-то впереди слабый свет. Идешь туда под угрюмо нависшими сводами, и вдруг – как озарение, как удар – своды разверзаются, взмывают вверх столбы, сверкают яркие краски, льются солнечные лучи из окон центрального купола.

Оказывается, почти весь второй ярус храма был занят хорами – огромными полатями для князя и его свиты; они-то и давили собой нижнюю часть церкви. Только в центре пространство развивается свободно, ослепляя великолепием мозаик, чаруя строгой продуманностью архитектуры. Хоры открываются в это пространство торжественными тройными арками, заставляющими вспомнить о триумфальных сооружениях римских императоров.

Под главным куполом, в залитом светом пространстве, совершались торжественные государственные церемонии. В самом алтаре собиралось высшее духовенство, наверху – на хорах – появлялись земные владыки: князь и его приближенные. Внизу же, где свет переходил в полумрак, толпился народ. Он видел в полном блеске, без каких-либо разрушений, сверкающие золотом мозаики с сине-голубыми, сиреневыми, зелеными и пурпурными переливами. Они как бы расплывались по стенам, обволакивая все кругом своим то затухающим, то вспыхивающим с новой силой сиянием.

В главном куполе, над головой молящихся – Христос-Вседержитель – Пантократор, в простенках – вереницы святых, словно парящих в воздухе. А в центральной абсиде – гигантская фигура Софии-Богоматери (Оранты) на вогнутом своде ее словно склоняется над людьми, обнимая их распростертыми руками.

Огромная Оранта кажется несколько тяжеловесной. И впрямь, она словно слилась со стеной, с храмом. Мощно вздымается полукруглая арка абсиды, вторит ей окружность нимба, а ниже выгибаются складки мафория – покрывала на голове Богоматери: одна, вторая... пятая... И снова ровные дуги – брови Марии и ее огромные миндалевидные глаза. Нос тонок и прям, будто не художник, а зодчий прочертил его по линейке-правилу; стройная шея подобна колонне, а вскинутыми руками Богоматерь, как древняя кариатида, поддерживает свод. Храма ли свод несет она или уж всего неба?

Небесной синевой голубеют ризы Богоматери, лиловый мафорий грозовой тучей окутывает плечи, а золотые полосы ложатся поверх блистающими солнечными лучами. София – повелительница стихий, заступница и хранительница, София – опора мира, зримо для всех присутствует она в Ярославовом храме.

Опускаясь перед ней на колени, русский человек видел в ней небесную заступницу, всей своей мощью ограждающую его страну от бесчисленных врагов. Потому-то в годы испытаний он и прозвал ее «Нерушимой стеной».

Мозаики Софии Киевской первоначально занимали большую площадь – 640 квадратных метров, из которых сохранилось только 260. Они являются редчайшим памятником монументальной мозаичной живописи, дошедшим до нас в своей первозданной красоте. Пантократора окружали, словно императорская стража, величественные фигуры архангелов, что придавало всей композиции особенную торжественность. Фигуры апостолов в простенках между окнами барабана выдержаны в светлой гамме. Сияющий свет купольных окон, бестелесные, дымчатые, будто вытканные из лучей света, нежно-белые фигуры апостолов словно бы подчеркивают высоту купола. Над апостолами проходит орнаментальный фриз, который (так и кажется) разделяет небо и землю, церковь «земную» и «небесную».

Все мученики одеты почти одинаково: на плечи наброшены хламиды или плащи, застегнутые фибулой. Из-под хламид виднеются туники, украшенные тавлиями и клавами. Каждый из мучеников держит в левой руке мученический венец, отделанный драгоценными камнями и жемчугом.

На почетном месте (на плоскости арки, очерчивающей апсиду) в трех круглых медальонах помещена композиция «Моление», или «Деисус». Плоскость этой арки находится в глубине и хуже освещена, поэтому внимание мастеров было больше обращено на силуэты подгрудных изображений в медальонах и на колорит одежды. Пурпурный хитон и синий плащ Христа, одежды Богоматери и Предтечи хорошо гармонируют с золотым мозаичным фоном. Золотые асисты, темно-красные и синие камни, золото оклада евангелия в руках Христа и четырехцветное окаймление медальонов (белое, красное, изумрудно-зеленое и коричнево-красное) хорошо дополняют богатство и колорит фигур «Деисуса». Христос, с длинными волосами и с бородой, подан в фас. В левой руке он держит евангелие, а правой благословляет. К нему в позе адорации склонился Предтеча. В такой же позе, с молитвенно протянутыми к Христу руками, изображена Богоматерь. Ее чуть склоненная к Иисусу голова покрыта пурпурными мафорием, украшенным золотом, на котором отчетливо выделяются четырехлучевые звезды на плечах и на лбу. Необычайно выразительно написаны белые руки с тонкими пальцами.

Мастерство исполнения просто поражает. Небольшие кубики смальты тщательно уложены в рядки, которые точно следуют за формой благородного и строгого лица, больших печальных глаз, тонкого носа и маленьких уст. Работа выполнена настолько искусно, что не заметно, когда рядки кубиков с одного направления переходят в другое.

Вся архитектура храма, все его живописное убранство внушало молящимся, что государство должно покоиться на авторитете верховной власти, столь же незыблемой, как власть самого Вседержителя, царящего высоко в куполе в окружении архангелов, которых один греческий богослов назвал «небесными чиновниками, блюдущими страны, земли и языки». Так небесное и земное переплетались в высшей славе и навеки утвержденном владычестве... Ибо, кроме «мерцающей живописи», храм был украшен живописью земной – фресками.

Особый интерес вызывают фрески двух башен на западном фасаде, где размещались лестницы на хоры. По этим лестницам поднимались через северную башню женская половина семьи Ярослава, через южную – мужская. Этим и объясняется светская тематика фресок.

Много догадок и предположений у исследователей и ученых вызвал музыкальный инструмент, изображенный в настенной живописи киевского собора. Их исследования указывают на то, что перед нами древнее изображение пневматического органа, играющего в сопровождении духовых и струнных инструментов. Орган и органная музыка были хорошо известны на Руси.

Орган знали древние египтяне, у китайцев был губной орган – шэн. Большую популярность орган имел в Риме, где применялся как музыкальный инструмент во время цирковых представлений. Есть сведения, что на органе играл император Нерон, который был большим любителем этого инструмента.

С распадом Римской империи на Западную и Восточную дальнейшее усовершенствование органа пошло по разным путям. Католическое духовенство признало органную музыку в качестве церковной, и с VII века орган был введен в католическое богослужение.

Православное духовенство отвергло орган как инструмент язычников, поэтому в Византии он использовался исключительно для исполнения светской музыки. Именно как светский инструмент он и нашел признание.

С принятием христианства Киевская Русь вступила в тесные экономические контакты и культурные связи с Византией. Некоторые черты византийского церемониала получили распространение и при дворах русских князей. Так орган проник на Русь и получил известность как чисто светский инструмент. По своему устройству он, видимо, мало чем отличался от византийского.

В Софии Киевской орган изображен в составе своеобразного древнего оркестра, под музыку которого выступают танцоры. Кроме органа, органиста и двух надувальщиков (они надували воздух в меха), на фреске еще изображены музыканты со струнными и духовыми инструментами.

До исследований последнего времени изображение органа не было известно в древнерусском искусстве, но орган в Киевской Руси не был заморской диковинкой.