Истории Гамельнского Крысолова, так же как историям Тристана и Изольды, принца Гамлета или доктора Фауста, суждено, по-видимому, остаться в веках, несмотря на то что нет в ней ни любовной, ни детективной интриги, а жадные горожане и чрезмерно мстительный музыкант, кажется, не должны вызывать у слушателей ни малейшего сочувствия. И все же тень пестрого плаща Крысолова нет-нет да и мелькнет на страницах какой-нибудь современной книги. Потому что в гаме-льнской истории есть тайна. И эту тайну мы сегодня попробуем разгадать.

КРЕСТОВЫЙ ПОХОД ДЕТЕЙ

Но сначала вспомним саму легенду. В закромах маленького города в Нижней Саксонии (Германия) хозяйничают крысы. Бродячий музыкант обещает избавить город от этой напасти. В самом деле, заслышав звуки его дудочки, крысы следуют за музыкантом как зачарованные и сами топятся в реке Везер. Однако горожане не хотят платить музыканту обещанную награду. Тогда он с помощью своей волшебной музыки уводит из города всех детей. Об их дальнейшей судьбе разные версии легенды говорят разное. Возможно, дети тоже утонули в реке. Возможно, музыкант увел их в недра горы Копфельберг. Всего, если верить памятной доске, установленной в Гамельне, в тот день погибло 130 детей.

Жутковатая история, не правда ли? И хороший намек для тех, кто любит задерживать зарплату. Однако почему поэты, прозаики и читатели всех времен находят в этом предании своеобразное очарование?

Немецкие баллады выводят из легенды простую и недвусмысленную мораль: Людская жадность - это яд, Сгубивший гамельнских ребят.

Для Гете Крысолов был одним из демонов-обольстителей, одинаково опасных как для грызунов, так и для детских и женских сердец.

Марина Цветаева увидела в легенде историю борьбы музыканта-творца и обывателей-бюргеров.

В стихотворении Иосифа Бродского или в повести Стругацких «Гадкие лебеди» уход детей - следствие неизбежного, извечного разрыва с поколением отцов. (И, как мы увидим, именно эти последние авторы оказались ближе всего к истине.)

И вот еще несколько - более исторических, но также совершенно неправдоподобных версий.

Весной 1212 года из при-рейнской Германии тысячи детей двинулись в путь, поставив своей целью по примеру взрослых крестоносцев достичь Гроба Господня. Их предводителем был десятилетний мальчик Никлас. Из 20 тысяч вышедших в путь до Италии добралось только 7 тысяч. В Бриндизи, невзирая на категорический запрет епископа, подозревавшего, что отец Никласа хочет продать детей пиратам, они сели на корабли. Епископ оказался прав: юных крестоносцев действительно продали в рабство - правда, Никлас с отцом при этом погибли.

В июне в деревне Клуа (близ Вандома в Северной Франции) с такой же проповедью выступил 12-летний пастушок по имени Этьен. Попытки короля Филиппа II воспрепятствовать походу успеха не имели. Этьен собрал около 30 тысяч детей. В Марселе два дельца - Гуго Ферреус и Гийом Поркус - посадили их на корабли и также продали сарацинам. Спустя восемь лет предателей повесил на Сицилии Фридрих II.

История совершенно подлинная. Но каким образом к ней прилепились крысы и жадность гамельнцев? Кроме того, фантазия сказочников чаще склонна к преувеличению, а не к преуменьшению. Поэтому 20 тысяч детей и поход через всю Европу вряд ли могли превратиться в 130 детей и короткий марш от города до берега ближайшей речки. И наконец, легенды относят события в Гамельне к 1376 или 1378 году (о причинах такой точной датировки мы поговорим позднее). Получается, что Крестовый поход и гамельнскую трагедию разделяет более чем сто лет.

Некоторые историки видят в легенде отголосок походов вербовщиков по южногерманским городам с целью вербовки молодежи для переселения на пустующие земли в Моравию, Чехию и даже дальше - в Румынию (Семиградье).

Одним из пунктов назначения был город Хамлинген в Чехии. В 1284 году туда переселились 130 человек -правда, все они взрослые. Возражения против этой версии по сути те же. Непонятно, откуда и зачем в легенде появились крысы. Здесь, кстати, тоже фигурирует число 130, но, как уже сказано, речь идет о взрослых людях. И снова не совпадает датировка.

А самое важное, ни одна из версий не отвечает нам на вопрос: в чем необычайная притягательная сила легенды о Крысолове. Какой смысл вкладывали в эту историю люди, сочинившие ее?

ХРОНИКИ ГОЛОДНОЙ СМЕРТИ

Начнем с самого начала. Что означало для средневековых людей нашествие крыс?

У Марины Цветаевой в «Крысолове» читаем: Переполненьяж складов рисом

Следствие - крысы.

А как обстояло дело в реальности?

Обратимся к замечательной монографии Жака Ле Гоффа «Цивилизация средневекового Запада». «Средневековый Запад - это прежде всего универсум голода, - утверждает французский историк. - Его терзал страх голода и слишком часто - сам голод».

В качестве примера Ле Гофф цитирует записи Рауля Глабера, монаха из Клюни (1032 год). Вот что писал монах: «Сие карающее бесплодие зародилось в странах Востока. Оно опустошило Грецию, достигло Италии, передалось оттуда Галлии, пересекло эту страну и переправилось к народам Англии. Поскольку нехватка продуктов поражала целиком всю нацию, то гранды и люди среднего состояния разделяли с бедняками бледную немочь голода. Разбой власть имущих должен был прекратиться перед всеобщей нуждой. Голод принялся за свое опустошительное дело, и можно было опасаться, что исчезнет почти весь человеческий род. Атмосферные условия стали настолько неблагоприятны, что нельзя было выбрать подходящего дня для сева. Но главным образом по причине наводнений не было никакой возможности убрать хлеб. Продолжительные дожди пропитали всю землю влагой до такой степени, что в течение трех лет нельзя было провести борозду, могущую принять семя. А во время жатвы дикие травы и губительные плевелы покрыли всю поверхность полей. Хорошо, если мюид семян давал одно сетье урожая, а с него едва получали пригоршню зерна.

Если по случаю и удавалось найти в продаже что-нибудь из продуктов, то продавец мог запрашивать любую цену. Когда же съели и диких зверей, и птиц неутолимый голод заставил людей подбирать падаль и творить такие вещи, о каких и сказать страшно. Некоторые, чтобы избежать смерти, ели лесные коренья и траву. Ужас охватывает меня, когда я перехожу к рассказу об извращениях, которые царили тогда в роду человеческом.

Увы! О горе! Вещь, неслыханная во веки веков: свирепый голод заставил людей пожирать человеческую плоть. Кто был посильнее, похищал путника, расчленял тело, варил и поедал. Многие из тех, кого голод гнал из одного места в другое, находили в пути приют, но ночью с перерезанным горлом шли в пищу гостеприимным хозяевам...»

Мор от голода продолжался и в XIII веке. Читаем хроники.

1221-1222 годы: «В Польше три года подряд лили проливные дожди и происходили наводнения, результатом чего стал двухлетнии голод, и многие умерли».

1223 год: «Были сильные заморозки, которые погубили посевы, отчего последовал великий голод во всей Франции».

В том же году: «Очень жестокий голод в Ливонии - настолько, что люди поедали друг друга и похищали с виселиц трупы воров, чтобы пожирать их».

1263 год: «Очень сильный голод в Моравии и Австрии. Многие умерли, ели корни и кору деревьев».

1277 год: «В Австрии, Иллирии и Каринтии был такой сильный голод, что люди ели кошек, собак, лошадей и трупы».

Одной из причин подобного бедствия легко могли стать наши хвостатые знакомые. Например, Базельские хроники отмечают под 1271 годом: «Крысы уничтожают зерно, сильный голод».

Заметим, что особая опасность грозила в такое время детям. Свидетельствует тот же Рауль Глабер: «Детям показывали какой-либо плод или яйцо, а потом их уводили в отдаленное место, там убивали и съедали».

Таким образом, история Крысолова приобретает совсем другие оттенки. Понятна становится столь дотошная датировка авторов легенды: даты подобных бедствий запоминаются на века. Музыкант из наемного работника превращается в спасителя города, и неблагодарность горожан выглядит особенно черной. И наконец, если мы на секунду предположим (а основания для такого предположения у нас вскоре появятся), что дети не погибают в водах реки или в недрах горы, то смысл истории совершенно переворачивается. Крысолов уводит детей из обезумевшего города, спасает от страшной смерти...

И все же несколько вопросов остается. Почему город спасает от крыс именно музыкант? Откуда он появился? Куда уводит детей?

ВЕРСИЯ ПРОППА

Окончательный ответ на все эти вопросы мы неожиданно находим в работе российского этнографа Владимира Яковлевича Проппа «Исторические корни волшебной сказки». Речь в ней идет об обряде инициации - посвящения подростка в тайные знания племени, превращения его из ребенка во взрослого человека.

Анализируя сказку «Хитрая наука», Пропп водит в ней не просто историю молодого человека, отданного в учение и вернувшегося бывалым ремесленником, но приметы некоего очень древнего обряда - более древнего, чем действительность XIX века, когда сказка была впервые записана. «Учитель, к которому попадает мальчик, - глубокий старик, колдун, леший, мудрец. Иногда он является из могилы, если сказать «ох». Он является, если сесть на пень. Это - дедушка легавой. Из этих примеров видно, что учитель является из леса, живет в другом царстве, берет и уводит от родителей детей в лес на три года (на один год, на семь лет)».

Чему же может выучиться молодой человек от легавого дедушки? Например, он выучивается оборачиваться в животных или понимать птиц: «Отдали они его учиться на разные языки к одному мудрецу аль тоже знающему человеку, чтоб по-всячески знал - птица ли запоет, лошадь ли заржет, овца ли заблеет. Ну, словом, чтоб все знал!» Еще молодой человек учится колдовству: «отдай мне его колдовать», «отдам учиться птичьему языку». О способах, каким производится обучение, сказители почти всегда умалчивают. Ничего не могут они сказать и о жилище учителя.

Очевидно, что мы имеем дело с обрядом посвящения, входящего в систему ритуалов многих примитивных племен. «При посвящении, - пишет Пропп, - юноши вводятся во все мифические представления, обряды, ритуалы и приемы племени. Исследователи высказывают мнение, что им здесь преподносится некая тайная наука, то есть что они приобретают знания. Действительно, им рассказывают мифы племени. Один очевидец говорит, что «они сидели тихо и учились у стариков, это было подобно школе».

Однако суть дела все-таки не в этом. Дело не в знаниях, а в умении, не в познании воображаемого мира природы, а во влиянии на него. Именно эта сторона дела хорошо отражена сказкой «Хитрая наука», где, как указано, герой выучивается превращаться в животных, то есть приобретает умение, а не знание.

Это воспитание или обучение составляет существенную черту посвящения во всем мире. В Австралии (Новый Южный Уэльс) старики учили молодых играть в местные игры, петь песни племени и плясать некоторые корробор-ри, которые были запрещены женщинам и непосвященным. Они вводились также в священные традиции (рассказы) племени и в его науку.

Эти представления и пляски не были зрелищами. Они были магическим способом воздействия на природу. Посвященный обучался всем пляскам и песням весьма тщательно и долго. Малейшая ошибка могла оказаться роковой, могла испортить всю церемонию.

Герои русской сказки приносят от лесного учителя не пляски - они приносят магические способности. Но и пляски были выражением или способом применения этих способностей. Пляска сказкой утеряна, остался только лес, учитель и магическое умение. Но в сказках других типов можно найти некоторые следы и плясок.

Пляски совершались под музыку, и музыкальные инструменты считались священными, запретными. Дом, в котором производилось посвящение и в котором посвящаемые некоторое время жили, назывался иногда домом флейт. Звук этих флейт считался голосом духа. Если это иметь в виду, то станет ясным, почему герой в лесной избушке так часто находит гусли-самогуды, дудочки, скрипки и так далее...»

Если мы вернемся к легенде о Крысолове, то без труда увидим, что перед нами как бы половина сказки «Хитрая наука». Легенда уходит корнями в неолит и приводит нас к основам, на которых выросла вся человеческая цивилизация. Мы слышим рассказ о том, как Учитель, владеющий магической флейтой, уводит из города детей, которым пришла пора пройти посвящение.

Ясно, что этот увод частью населения и прежде всего самими мальчиками воспринимался как бедствие. Они еще не знают, какие великие блага их ждут впереди. Но хотя акт увода и представлялся как акт враждебный, его требовало общественное мнение. Впоследствии же, когда обряд стал отмирать, общественное мнение изменилось.

Вероятно, за более чем тысячелетнюю историю благополучная концовка сказки затерялась, и сама она прилепилась к вполне реальным воспоминаниям гамельнских горожан о голоде, вызванном крысами. А главный ее герой превратился из мудрого лесного старца и спасителя детей в мстительного убийцу.